Редактированная версия текста
Это предисловие пишется последним, после того как книга уже собрана и оформлена. Я использую слово «оформлена» потому, что стихотворения, написанные на протяжении всей жизни, нужно было перечитать, выбрать из них наиболее подходящие, отдать предпочтение одни над другими. Это оказывается невыносимо сложной задачей. Сложной потому, что стихи возвращают меня в те моменты моей жизни, когда замысел едва только начинал вырисовываться.
Выбирая стихотворения для книги, я размышляю о своей жизни, о том, как она была выражена в словах. И мне кажется, что между замыслом и его воплощением лежит бездна. Но мою участь облегчает осознание того, что и мои предшественники, и мои учителя переживали то же самое, что они также страдали от того, что их мысли и чувства не могли быть переданы с полной точностью.
Преследует чувство незавершенности, недосказанности. Но что же всё-таки удалось выразить? Наверное, это те строки, которые приходили сами собой, как бы нечаянно, неожиданно. Я не сочинил их, не выдумал, а просто нашел. Я доверяю своему чувству, своему настроению, скорее, чем знаниям.
Мне дорог тот стих, который слетает с пера, словно стриж, а не тот, который насаживается на него, как червяк на крючок удочки.
Отношения автора с его произведениями всегда сложны. Порой кажется, что он всё-таки «кое-что написал». В другой раз приходит осознание, что ничего и не получилось. Сознание собственного несовершенства для меня является более важным и творческим моментом, чем удовлетворение от того, что что-то удалось сделать.
Никакая биография не сможет заменить самого человека. Что может заменить автобиографию? Лирика. В ней можно найти всё, что следовало бы знать о поэте и его времени. И если поэт не выразил себя через свои стихи, то никакая искренняя и увлекательная автобиография не сможет его заменить.
В моем утверждении, что лирика может заменить автобиографию, слово «заменить» не совсем точное. Искусство не заменяет, не может заменить жизнь, но оно придает ей больше смысла и делает её более осознанной. Хотя иногда искусство наоборот может отдалить нас от реальности.
Здесь нет смысла точно и педантично перечислять все важные и не очень важные детали моей жизни. Нет необходимости вместо конкретных дат и событий выдумывать несуществующего «лирического героя», который был бы угоден вымышленному и стандартизированному читателю.
Я родился в августе 1914 года в Киеве. Писать начал рано, даже раньше, чем начал рисовать или играть на музыкальных инструментах. Теперь понимаю, что все важнейшие моменты — впечатлительность, чувствительность, беспокойство — пришли ко мне именно в детстве.
Память подсказывает такие воспоминания. Мне шесть лет или меньше. Я сижу на полу на тёплой циновке, через окно льется солнечный свет. Взрослые обсуждают свои дела, говорят о мире. Разговоры суетливые, громкие, энергичные. Заметив меня, один из них говорит: «Не надо при нём!» А другой отвечает: «Он всё равно ничего не понимает…»
Это была ошибка взрослых. Кажется, я всё понимал. Возможно, даже больше и яснее, чем позже, в зрелости. Художник в человеке пробуждается очень рано, может, даже слишком рано. Он может проявиться поздно или вовсе не проявиться, но именно в детстве он начинает формироваться. Детство всё забирает, зрелость всё отдает.
Моя мать, Софья Григорьевна, наизусть читала стихи и пела их: пушкинские сказки, «Руслана и Людмилу», Лермонтова, Некрасова. Именно её голос научил меня любить поэтическое слово — оно звучало и пелось одновременно. В детстве я также слышал слепого кобзаря, который пел о Байде. Этот звук его кобзы до сих пор стоит у меня в ушах.
Мой отец, Адольф Григорьевич, водил меня на концерты. Я помню, как я слушал скрипачей — Эрденко, Сигетти, Полякина. Я очень хотел стать музыкантом. Поэтому начал учиться играть на скрипке — сначала у Я. Б. Гордона, затем у С. К. Каспина. Мне нравилось импровизировать, сочинять музыкальные произведения, не записывая их. Я мечтал, что когда-нибудь смогу написать квартет и симфонию.
Мои детские рисунки выставлялись, и друзья родителей настаивали, чтобы меня отдали в изостудию или художественное училище. Я продолжал рисовать, посещал выставки и музеи в Киеве, Москве и Ленинграде. Веласкес и актриса Самари Ренуара стали моими близкими друзьями. Они помогали мне научиться видеть и вглядываться в лица моих современников, которых ещё никто не запечатлел на картинах. Как передать их образ, как изобразить их лица?
Леонардо да Винчи, Моцарт, Пушкин стали для меня идеалами людей и творцов. Я любил всё, в чём проявлялись величие души и отвага доброты.
Мои первые шаги в поэзии и жизнь среди трудолюбивых людей
Я вырос в семье, состоящей из неистовых тружеников, которые часто сталкивались с бедностью. Моя трудовая жизнь началась в 16 лет на Киевском «Арсенале». В семье почти не было праздников, ведь она была большая, а война раскидала могилы в разные уголки. В такой атмосфере пришлось рано научиться жить и работать.
Первые шаги в поэзии
Когда я был маленьким, я начал сочинять стихи, не зная, что это вообще такое — писать стихи. В один весенний день в Киеве, когда дождь лился, я, вернувшись домой, сразу сел за стол и стал записывать свои строки, вдохновленный природой. Весенний дождь и гроза стали для меня не просто погодным явлением, но и настоящей поэзией. Они помогли мне увидеть взаимосвязь между природой и словами, которые я пытался передать.
Сначала я был сосредоточен на том, чтобы передать внешние признаки мира, любоваться ими и передавать их через звуки. Но со временем все углубилось, и я стал искать суть, которая манила своей бесконечностью и скрытым смыслом.
Учителя поэзии
Я всегда считал свои знания о российской поэзии недостаточными. Батюшков, Пушкин, Лермонтов, Баратынский, Тютчев, Некрасов, Фет — они были моими учителями, а уже в XX веке я научился у Анненского, Блока, Ахматовой, Пастернака, Асеева, Сельвинского, Светлова и Ушакова. Я старался отдать долг тем, кто обучал меня, и в своих стихах писал о них. Я думаю, что без привязанности к учителям и к тем, кто рядом, невозможно жить полноценно.
Публикации и переводы
В моей жизни было выпущено несколько книг стихов. Среди них — «Приднепровье» (1940), «Ливень» (1947), «Признание в любви» (1957), «Светотень» (1961), «Дороги новый поворот» (1965), «Неземное тяготение» (1969), «Осетинская тетрадь» (1972), «Вечерняя почта» (1974), «Далёкая слышимость» (1975). Кроме того, было издано два сборника избранных стихов в 1966 и 1974 годах, а также книги, переведенные на другие языки.
Переводить я начал давно, и всегда воспринимал переводы как продолжение своей основной творческой работы. Мои стихи и переводы — как два взаимосвязанных элемента. К ним стоит добавить мои статьи о поэзии, которые были собраны в нескольких книгах, таких как «Работа поэта», «Мастерство и волшебство», «Стих и стиль». Также у меня есть несколько неизданных работ, написанных в других жанрах.
Роль поэзии в жизни
Я уверен, что поэт должен вернуть человеку то, что он не получил от жизни: вдохновение, радость, ощущение новизны. Поэт восстанавливает в человеке ощущение полноты бытия. Этот процесс продолжается всю жизнь, ведь поэт все время пробивается к смыслу, к пониманию того, что же такое жизнь.
Как писать и как жить?
Когда мне задают вопрос «Как писать?», я отвечаю на него одновременно с вопросом «Как жить?». Я живу стихом, через него я познаю мир и себя. Стихи для меня важнее, чем статьи, переводы или педагогическая работа. Они идут на красный свет, как машины скорой помощи или пожарные машины, не ожидая разрешения. Стихи пишутся только по зову сердца, ведь именно сердце поэта ведет его поступки.
Мне всегда хотелось быть не только ярким, но и полезным. Я хотел бы внести свой вклад в улучшение мира, который, по моему мнению, еще далек от совершенства. Без веры в то, что слово может изменить мир, невозможно писать. Без этой веры трудно жить и работать.
Для меня поэзия — не вид, не жанр литературы, а голос сильной влюблённости. Человек не может долго жить ненавистью, — она озлобит его и испепелит. А любовью можно жить долго, всю жизнь.
Поэзия как влюблённость и ответственность
Поэзия — это не только влюблённость, но и ответственность. Ответственность перед человеком, перед временем и перед будущим, которое, хотя и остаётся неизвестным, всё же предвкушаемо. Поэт не может забывать, что его слова — это не просто игра звуков и рифм, но и попытка донести до других важные мысли, предупреждения, радости и беды, которые могут прийти.
Страдание поэта и его друзей
Когда страдает поэт, это воспринимается как естественное явление. Творчество, которое порой тесно связано с болью и поисками смысла, часто приносит страдания самому создателю. Однако если страдает его современник, друг, то это становится уже недопустимым. В таких ситуациях поэт не желает усиливать и без того тяжёлые переживания окружающих. Задача поэта не в том, чтобы усугубить страдания, а в том, чтобы привнести свет, надежду и понимание.
Задача поэта: предвестие радости и опасности
Что же должен делать поэт в таких условиях? Не стоит пытаться развлекать или развеселить других. Поэт спешит передать людям, а через них и всему человечеству, предвестие будущей радости, а также предостережение о возможной опасности. Это предчувствие — важнейшая черта настоящего художника. Оно возникает, как подтекст в произведении, рождаясь из остро ощущаемых эмоций и переживаний.
Поэзия как бытие
Поэзия формируется из впечатлений реального мира и в свою очередь становится частью этого мира. Написание стихов, создание произведений, выстраивание слов и образов можно научиться, если работать усердно. Однако создание настоящей поэзии — это создание новой вселенной, которая встает рядом с нашей реальностью. Говоря о классической поэзии, можно сказать, что это вершины, к которым стоит стремиться. Работая, следуя этим идеалам, поэт защищает себя от самодовольства и утраты стремления к большему.
Читатель как собеседник
Мне всегда кажется, что я ощущаю своего читателя, как реального собеседника. Когда я читаю вслух свои произведения или размышляю о том, что было написано за день, год, жизнь, я чувствую, как этот читатель реагирует — одобряет или осуждает. Читатель для меня — это не просто абстрактное существо, но интересный и взыскательный собеседник. Мы сидим по обе стороны стола, беседуем друг с другом. И свою книгу я передаю именно в руки этому читателю, который станет для меня истинным судьёй.
